Рассказ об оранжевой смуте в нашей деревне. Записки очевидца.

На первом этаже построенного полтора года назад здания располагалась комната милиции и несколько кабинетов фельдшерско-акушерского пункта, который и дал название зданию – ФАП. Там же располагался небольшой кабинет председателя ТОСНа, или как его еще называли — мэра Кочеткова Константина Петровича, который он делил с кассой и бухгалтерией. Название сельской администрации не приросло к зданию: это было бы не пропорционально занимаемой ТОСН площади, да и не являлся ТОСН властной структурой даже сельского масштаба, и не скромно, не хотел Кочетков провоцировать разговоры, мол, построил себе хоромы за наши денежки. На втором этаже находился достаточно обширный зал, полностью пустой, если не считать полсотни недорогих новеньких кресел. Ни штор, ни комнатных растений, ни картинок и фотографий, ни даже надписей на стенах, ничего, делающего помещение обжитым. Здание могло бы претендовать на роль сельского клуба, но в поселке не было никаких творческих самодеятельных коллективов, никто не приезжал с концертами, кино показывать – так кинотеатры и в городе бедствовали.
 Строили ФАП справедливо полагая, что поселку необходимо хотя бы одно общественное здание, где люди могли бы встречаться и общаться. Построили, но местом общения по-прежнему летом оставался сквер около озера, зимой – небольшой сельский супермаркет. 
 Но теперь звездный час ФАПа настал. За пятнадцать минут до начала конференции все кресла были заняты, люди толпились в проходе, устраивались на подоконниках. За накрытым красной тканью столом президиума две женщины вели регистрацию делегатов, рядом была приготовлена кафедра с микрофоном, справа вдоль стены – несколько стульев. Народ прибывал, в зале стоял гул оживленного разговора. Разговор этот был отнюдь не на бытовые житейские темы: люди судачили о предстоящем демократическом действе. Витало напряженное ожидание. 
 Часть граждан была делегатами конференции, должной принять устав ТОСа, заслушать отчет председателя и дать ему оценку. Делегатов, по одному от десяти домов, определил мэр совместно с местными активистами — председателями уличных комитетов. Отбирал он людей взвешенных, серьезных, не горлопанов-голодранцев, а тех, кому можно было доверить решать ни много ни мало: судьбу поселка. Со многими мэр загодя пообщался, пожаловался, народ пошел не понимающий, шумят не по делу, спрашивают, почему членские взносы столь велики, на что тратятся, обвиняют, в чем ни попадя. Не понимают, сколь нелегко ему было водой поселок обеспечить, дороги отсыпать. Не замечают, что дороги те же зимой быстрее и лучше чем в городе от снежных заносов чистятся. Приезжают на дорогих машинах, во всех местах сотовыми телефонами увешанные и спрашивают, куда их несчастные 300 рублей в месяц тратятся. Да они по своим телефонам за несколько дней по 300 рублей набалтывают. И тут собрание, точнее, конференцию заболтать собираются. Ожидавшиеся от подобных лиц острые вопросы мэр никак не хотел считать ростками народной демократии, вряд ли он был знаком с публикациями Солженицына о кропотливом взращивании такой демократии в земствах. Он хотел, чтобы ему просто не мешали работать, а что в поселке делать и как – так кто же лучше его знает. Если есть такой – пожалуйста, он за свой оклад в одиннадцать тысяч не держится, только подумайте сами, кто и что тут сделать способен. Меня вы знаете. О том он и изливал вроде как душу в подготавливающих конференцию беседах. Отобранные им серьезные мужики (хотя многие вполне могли бы быть названы господами и барами) и должны были защитить его от оранжевой демократической демагогии.
 К чести мэра надо сказать, и нормальное водоснабжение, и хоть какие ни есть дороги появились в поселке только в его бытность, и труда за восемь лет к тому он приложил немало. И взносы в 300 рублей по сравнению с другими поселками были минимальными. Конечно, какие-то деньги к его рукам прилипали. Но серьезные жители были тут к мэру не в претензии. Даже то обстоятельство, что мэр купил себе «Лексуса» вызывало у них лишь некоторое возбуждение: и автомобиль совсем не новый, и жена мэра была хозяйкой доходного в летнее время магазина на берегу озера, и дочь с зятем каким-то бизнесом в городе занимались. Да и чей он, «Лексус», не очень ясно, Петровича чаще видели за рулем «УАЗика», коих у него было два, двухлетний, часто ломавшийся «Патриот» и старый, проржавевший, но безотказный «бобик». Многие к тому же знали, Петрович – бывший директор таксопарка, любовь к машинам у него с молодости. И потому отобранные делегаты были в своем большинстве готовы поддержать мэра, огородить его от малоосмысленных и злобных нападок.
 А нападки готовились. Заскучавший на пенсии отставной подполковник ФСИН, пообщавшись с соседями, объявил себя выразителем интересов «трех улиц Ореховых» (улиц с таким названием, по номерам 1,2,3 в поселке было три). Наверное, недополучив у себя на зоне демократии, он требовал большей прозрачности власти, большего участия жителей (читай – собственного) в делах поселка, обещал все изменить к лучшему. Общаясь перед конференцией с соседями, он заговорщицки сообщал им о Лексусе, торговле в магазине мэра паленой водкой, громче — о недееспособности Правления ТОСНа (там вместо девяти человек наличествовало пять, и те собирались крайне редко), о необходимости наведения порядка в расчетах ТОСНа и непомерности поборов в 300 рублей. Большая часть жителей относились к его речам отчужденно-брезгливо, от бесед старались уклониться, но некоторые из вежливости (сосед все-таки) подписывались под сочиненным подполковником документом, дававшим ему не вполне внятные полномочия. Заимев такой документ с автографами части жителей трех Ореховых улиц бывший замначальника зоны чувствовал себя выразителем демократических чаяний граждан и собирался дать бой заворовавшейся деревенской власти. 
 И был он в своих намерениях не одинок, рядом была инициативная группа, намеревавшаяся засыпать мэра острыми вопросами, вывести на чистую воду. Если цели отставного полковника были в общем-то ясными — подобраться к креслу Кочеткова, то инициативная группа такой осмысленной цели не имела. Ядро ее составляли несколько обиженных жизнью женщин пенсионного возраста. В кресло мэра никто из них не метил, просто на данном этапе именно мэр стал мишенью их желчного недовольства жизнью. Такой противник, для которого цель именно противостояние, был даже опаснее. Инициативная группа подготовила и распространила среди жителей поселка краткое возвание-призыв-приглашение провести одновременно, а может быть вместо конференции сход жителей по своему альтернативному сценарию. В разложенной по почтовым ящикам листовке предлагалось обсудить отмену льгот (каких – не расшифровывалось, а вообще-то их и не было), уменьшение взносов, наведение порядка в финансово-хозяйственной деятельности. Призыв «кто, если не мы» мог показаться оранжевым, а сама затея опасной для основ власти и политической стабильности в отдельно взятом поселке. Оранжевые пенсионерки не ограничились подготовкой бузы на конференции, незадолго до нее им удалось организовать своеобразный пикет рядом с домом Петровича. Дом, точнее небольшая усадьба, располагалась на самом берегу озера, дополнялся продовольственным магазином. Перед ним находилась служившая парковкой для летних отдыхающих на озере и круглогодичных посетителей магазина отсыпанная щебнем площадка. Она и стала местом сбора недовольных. Дело было в конце зимы, уже не холодное, но все еще по-зимнему скучное, бездеятельное время позволило инициаторам собрать до полусотни пенсионеров и иных неработающих жителей деревни. Заинтригованные обещаниями оранжевых «вывести Кочеткова на чистую воду» и «призвать к ответу», люди пришли попросту посмотреть: что будет. Для жителей поселка Петрович был во многом своим: летом все могли наблюдать его реальную занятость делами по обустройству поселка: отсыпке улиц, устройстве дамбы на озере, прокладке водопровода, линий освещения, а зимой контролировавшим работу снегоочистительной техники. Возможно, такая мера его личного участия и не была необходимой, но видеть занятую реально полезным делом власть людям было приятно. Они не только замечали его занятость такими делами, но и могли пользоваться результатами: поселок год от года становился более обустроенным. При этом к мэру можно было запросто подойти, поздороваться, спросить или попросить что-либо, людям были известны номера его телефонов, а на звонки, осмысленные и не очень он терпеливо отвечал часов до 11 вечера. Но при всем этом хоть и свой, но он был все же начальством, а владея магазином и отчасти деревенским олигархом. И тут как в басне Крылова про Моську и слона: нападая (гавкая) на него можно было почувствовать себя выше и значимее (сильнее).
 В назначенное к пикету-протесту время Кочетков оказался дома, вышел на крыльцо магазина к недовольному электорату. Одет был по-домашнему: лыжные спортивные брюки, валенки, потертая дубленка, но новая добротная ушанка из пушистого длинного меха, цвет и стиль шапки подходили к густым ухоженным усам мэра. Стоя на возвышении крыльца, он одной рукой держался за поручень, вторая свободна, готова к жестикуляции, выглядел он как вышедший к народу барин. Обвел взглядом жителей: слушаю, что хотели?
Тут выяснилось, готового говорить с ним лидера недовольных нет, какие-либо требования не сформулированы заранее. Из толпы зазвучали разрозненные выкрики: почему в такую снежную зиму улица Кольцевая чистится вперед Клубничной, почему ФАП по воскресеньям закрыт, почему устроенный поселковым слесарем сосед Кочеткова катается по деревне на поселковом УАЗике. Петрович пробовал было спокойно отвечать, что по Кольцевой ездит больше людей, чем по Клубничной, что количество ставок в ФАПе не дает возможности работы без выходных, но одна из организаторов пикета собралась с мыслями и стала кричать о семейственности (он свою жену кассиром устроил) и требовать сложения полномочий (тетка видимо готовилась, фразу такую явно из выпуска федеральных новостей вытащила). Мэр оскорблено замолчал. А тетка, завладев всеобщим вниманием, раздухорилась: да он и озеро наше купил, скоро никого пускать без денег не будет! – Тут, вкладывавший в обустройство берега выручку от магазина, личные деньги Петрович не выдержал: 
— Да как не стыдно-то!? Я с семьей по берегу хожу и дерьмо за всеми собираю! Уберите эту идиотку. – Рассчитанно-дозированно позволил он себе непозволительные слова. Тетку это еще больше возбудило:
— Оскорбил! Ты что тут, барин, что-ли, а мы холопы! – Но народу такой поворот не нравился, барином Петрович не был, а тетка вела себя явно как идиотка. И люди стали цыкать на нее, высказывать ей свое неодобрение. Видя некоторую поддержку Кочетков решил прекращать балаган:
— Ну, все! Не она меня выбирала. Нечего тут вопить. Вот будет конференция, приходите, там цивилизованно обо всем и поговорим. – И ушел в дом через магазин. Фонтанчик пара был выпущен, народ стал расходиться, некоторые предварительно посещали магазин, компенсируя мэру нервотрепку увеличением выручки. 
 Произошедшее еще больше подтвердило его нехорошие опасения относительно предстоящей конференции. Хоть и подготовлена она была, и приятно было похвалить себя за предусмотрительность, но душевный дискомфорт усилился. Ища поддержки, он позвонил заместителю главы района, с которым был в приятельских отношениях.
— Алексей Степанович, приветствую. У меня тут сегодня митинг несогласных был. Херню несли всякую, хамят по-черному. Боюсь, как бы на конференции не подгадили. 
Чиновник был в хорошем настроении:

— Не бойся, Петрович, на конференции заночевать им не дадим. Самим на ней лежать приятно. – Он блистал остроумием, но помнил и своих властных возможностях. — ОМОН вызовем, всех разгоним. 
 Петрович счел правильным поддержать тональность разговора, но со своего не сворачивал:
— Как-бы не затрахали нашу конференцию. Алексей Степанович, пусть Сикорина повестку вести приедет, у нее с народом получается. А я подсуетился, с людьми заранее поработал, поддержка будет. 
Алексей Степанович пообещал, и, более того, сдержал свое обещание, заведующую отделом администрации Сикорину на конференцию прислал. Информацией о возможных «оранжевых» выступлениях он поделился со своим начальством и в поселок был направлен больший, чем обычно, начальственно-депутатский десант. 
 Но готовился и противоположный лагерь, на конференцию позвали городскую несистемную оппозицию. Вскрыть «тварную» сущность действующей власти приехал неистовый депутат городской думы Сергеев, несколько его соратников, отвязный журналист Гладких. Местные и приезжие несогласные опирались на имевшее место недовольство Кочетковым среди жителей. Причин его было несколько. Первой, как ни странно, была активность Петровича в обустройстве поселка: мало кто верил, что он активно работает за зарплату в 11 тысяч рублей, наверняка приворовывает, и чем больше старается, тем больше в карман попадает. Получалось, что старается совсем даже не для нас, а для себя, и нас обворовывает. Для таких рассуждений не суть важно поймать за руку, даже знать, что и где украдено не обязательно. Начальство всегда ворует, а активное начальство ворует больше. Во-вторых, Кочетков энергией и пребыванием на виду просто надоел, ну устали от него люди, почти десять лет — срок перерастания приятной стабильности в ощущение затхлости, застойности. Вот хотим перемен и все тут, каких – не столь важно. Недовольство вызывал и факт засилья летом на озере отдыхающих с города. В солнечные дни берега были плотно оккупированы ими, причем многие совмещали купание с выпивкой и покупкой ее в магазине мэра. Не будь Кочеткова с его магазином отдыхающие все равно бы приезжали и выпивали, но он был, и более того, он зарабатывал на этом. Вполне достаточный для неприязни повод. Как и тот факт, что дом его на озере стоял один, что он сбрасывал в озеро зимой воду из поселковой скважины. Если обобщить, то причины недовольства описывались двумя глаголами: завидую и надоел. Все предвещало всплеск нешуточных страстей в маленьком стакане поселка. Начало конференции не обмануло ожидания.
 С некоторым опозданием открыл ее мэр. Огласив повестку дня (принятие нового устава, отчет правления и ревизионной комиссии) Петрович предложил избрать председательствующего и секретаря конференции. Делегат от трех Ореховых не согласился с мэром уже на первой минуте:
— Товарищи, есть другое предложение: выберем честных! – Выкрикнул он это из середины зала, не громко, скорее пискляво. Кочетков попытался было проигнорировать, но несогласные зашумели: 
— Дайте высказаться человеку! – раздались выкрики из центра зала. Пришлось дать. Человек, а именно подполковник, отделился от толпы, подошел к президиуму схода. Повернулся на две трети лица к народу, на треть к президиуму. В левой руке скомканная в трубку теплая кепка, рука опущена вниз, вдоль тела, в правой, вытянутой почти горизонтально, но чуть вниз, несколько листов исписанной бумаги. Поза напоминала нет, не Ленина, а читающего свои произведения Жванецкого. К этой минуте выразитель интересов трех улиц Ореховых готовился, ждал и волновался не один месяц. Но речь народного трибуна не получалась. 
— Почему нам предлагают? – На этом напор сник не состоявшись. Злую шутку с ним сыграло его профессиональное прошлое: там, на зоне всякое несогласие и недовольство гасилось на самых ранних стадиях. Потому он видимо не рассчитывал прорваться к президиуму, думал, что бой придется вести на подступах, что его будут не пускать туда всеми силами бюрократической машины. И когда его просто так пустили высказаться, он оказался не готов к следующему этапу борьбы. Кандидатуры он произнес достаточно тихо, расслышать смогли только первые ряды. 
Кочетков, как бы показывая, кто чего стоит, громко повторил альтернативные фамилии. И после недолгой паузы снисходительно:
— Ну, это же техническая роль, что секретарь… Ну, давайте проголосуем. По времени поступления. Сначала: кто за предложенный мной вариант? 

Кандидаты мэра явно набирали уверенное большинство. Раздался чей-то призыв:
— Молодежь, голосуйте за кандидатуры от Ореховых! – и вызвал всплеск оживления стайки молоденьких девчонок в центре зала. Они было замахали руками, но строгий голос мэра: « Причем здесь молодежь. Голосуют только делегаты конференции. Мандатами» — навел порядок. Проигнорированные девчонки утратили интерес к происходящему, и начали рассасываться. 
 Часть зала выказывала хаотичную агрессию: мы против, мы против всего, что бы нам тут не предложили, не дадим провести собрание мирно и чинно, будем биться по каждому пункту. Разногласия вызвали даже кандидатуры членов счетной комиссии. Снова голосование, кто был кандидатами мэра, кто оранжевых, непонятно. Как и то, кого избрали. Впрочем, работать комиссии не особо пришлось: несмотря на то, что все предложения власти встречались неодобрительными выкриками и общим гулом, когда дело доходило до голосования, большинство за предложение власти было, как правило, явным. 
 Председателем собрания избирается живая, энергичная тетка предпенсионного возраста. По манерам – школьный завуч. Самовязанная крупными узлами кофта, под ней блузка под подбородок, крупный блестящий кулон. Твердым голосом она объявляет первый пункт повестки – устав. Расскажет о нем представитель администрации города. Тон: детки, к вам приехал очень важный человек, слушайте внимательно, не перебивайте, можете записывать, но не переспрашивайте, свою бестолковость не показывайте. 

Докладчик по уставу, полнеющая женщина лет так под сорок подходит к микрофону. Она эмоциональна и демократична. 
— Вы меня помните? – Это после «здравствуйте» и поздравлений с прошедшим 23 февраля и надвигающимся 8 марта. – Помните? – Ей хочется, чтобы зал дружно сказал «да», но зал молчит, видимо вспоминает, а вспомнить не может. Она подсказывает залу:
— Помните, на прошлом сходе вы просили меня внимательно подойти к подготовке устава? – Одобрительных возгласов не слышно, но дама уже не ждет их. – Я ваш наказ выполнила. – И она рассказывает о том, почему надо принять новый устав (вышло новое законодательство), какую роль играет устав (это конституция поселка) и как мы сейчас все вместе его обсудим и примем (она нам популярно расскажет, мы зададим вопросы, получим ответы и можно будет голосовать) . Очень напоминает детсадовское «Ну что, дети, все готовы? – Да-да-да!», «Гуси, гуси??? – Га-га-га». 
     Дама начинает читать устав. Некоторые вещи ей кажутся сложными, она старательно разъясняет: что такое местное самоуправление – это такое самоуправление на местах. Несмотря на эмоциональность городской дамы устав вещь скучная, уловить значимую смысловую разницу между ТОСН и ТОС для неюридического уха непросто, определить, где властный подвох против народовластия — не ясно, когда клеймить и обличать — непонятно. Народ скучал, а энергия оппозиции начинала таять.  Но немного после, уловив простой момент — при обсуждении норм представительства (один человек от сорока – власть, или от двадцати домов – «оранжевые») – вспыхнула, и легко победив власть голосованием, казалось, иссякла. Городские непримиримые молчали, наверное, ощущали себя притаившимся в лесу русским засадным полком или китайской умной обезьяной, берегли силы. Властный десант тоже. Две группы приехавших из города как бы уравновешивали друг друга (в обеих группах по депутату, по журналисту и по несколько человек свиты) но не мешая ходу событий, пребывали в запасе. Еще один всплеск – крупная, мощная тетка из числа «оранжевых», почти враждебно, с важным дополнением:
— Полномочия Совета ТОС дополнить. Там где слова «решает вопросы развития поселка» добавить « и культурного развития». А то молодежи сходить некуда. Пусть культурой и досугом занимаются.
    Столь важное, и главное, ни к чему никого не обязывающее дополнение, сочли возможным принять. Обстановка вроде как стала и разряжаться. Чуть менее напряженным выглядел мэр, докладчица подустала, речь ее стала менее живой. Но не тут-то было. Когда в заключительной части прозвучало «ревизионная комиссия предупреждает Совет о проверке за неделю» конференция возбудилась:
— Да они за неделю все спрячут. Внезапно надо. – Народу дали пошуметь, выдвинули компромиссный вариант – за три дня, после чего устав был принят. Ни отставной подполковник, ни местные, ни городские несогласные убедительного сопротивления тому не оказали.
     Провести конференцию имелось в виду всего за час, но больше часа ушло только на принятие Устава. Люди утомились стоянием (кресел хватило на меньшую часть присутствующих) в душном помещении, отчет мэра должен был бы пройти спокойно. 
 Кочетков начал рассказывать о своих делах за год. Рассказать, как ему казалось, было о чем, поселок развивался, люди это чувствовали. И вопросов к нему особых у большинства не было, если не считать вопросом нелюбовь людей к власти и простую зависть к тем, кто живет лучше, персонифицировавшуюся у многих на мэре. Он достаточно занудно и муторно рассказал об отсыпке улиц, укреплении дамбы, прокладке новых и замене действующих трасс водопровода, монтаже новой накопительной емкости на скважине. Отчитался о расходовании средств ТОСНа: половина их пошла на оплату транспорта и снегоуборочной техники, потом зарплата: мэр 11 тысяч, бухгалтер 9 тысяч, электрик и сантехник по 8 тысяч, кассир 5 тысяч. Суммы небольшие даже по меркам деревни. Но здесь его начали выводить на чистую воду: кассиром была оформлена жена мэра. Вот синекура! Семейственность! Отсюда и до коррупции недалеко! При том всем, всем было ясно и понятно: магазин, где трудилась жена мэра открыт с утра до вечера, и то, что там можно всегда заплатить за воду удобно всем, кроме, может быть, самой жены мэра. Кочетков, с плохо скрываемой издевкой в голосе ответил про синекуру: 
— Теперь, именно исходя из подобных жалоб, мы приняли на работу другого кассира. Принимать взносы она будет здесь, в помещении ФАПа, поскольку 5 тысяч сумма небольшая, работать будет на полставки, а деньги принимать пять дней в неделю до обеда. – Он сделал небольшую паузу, обвел взглядом зал, и громче, чем все остальное, со злорадством: — Зато без семейственности. 
     Для большинства новость была не очень приятной, а некоторым разницы и не было — за воду они не платили нигде, и платить не собирались. Но в целом сообщение успокоило народ, и Кочетков продолжил. Говорил он теперь о плане работы на следующий год. Хотя тематика была вполне конкретной — какие улицы отсыпать, какие ветки водопровода строить, какие менять и другие вполне касавшиеся каждого вещи можно было бы ожидать как минимум споров и разногласий, — но нет, слушатели почему-то проявили полную пассивность. Такая безропотность, наверное, и вдохновила мэра перейти в наступление. В заключительной части своей речи-отчета он занялся борьбой с неплательщиками, пугая их и остальных жителей отключением от воды целых улиц и введением круговой поруки или мирской ответственности. Сообщил и о полномочиях-обязательствах председателей уличных комитетов по сбору взносов. В общем, немного отыгрался за обиды, но одновременно взбодрил присутствующих. 
     Далее – вопросы к мэру. Народ уже здорово подустал, отставной подполковник сник полностью, городские несогласные так и молчали, одному из них, журналисту от духоты стало плохо, председательствующая дама проявила трогательную заботу о потенциальном оппоненте, подав ему стакан воды. Но инициативная группа оппозиционных теток высказаться собиралась. Сразу, как только председательствующая предложила задавать вопросы, внушительная дама из несогласных заговорила о том, что снег чистит всегда, из года в год одна и та же контора УМ-1, что, как она понимает, никто и никогда не анализировал другие возможности и даже не занимался их поиском. Голос тетки постепенно крепчал. 
— Я очень надеюсь, что нашему уважаемому Константину Петровичу так просто удобнее, что за этим не стоит чего-нибудь еще. Но мы должны это проверить, товарищи! Я предлагаю поручить это ревизионной комиссии. И дать ей в помощь инициативных людей, и я готова этим заняться. – Закончив говорить, дама, однако не опустилась на место, продолжая стоять в боевой стойке. Не перебивавшая ее председательствующая поморщившись:
— Вы немного перепутали, пока у нас вопросы, а не речи и предложения. Присаживайтесь. Вопросы, именно вопросы, товарищи! – Вот так просто, по формальным, что называется, основаниям, взять и проигнорировать масштабную оппонирующую речь. Но, нет, не выйдет:
— Вопрос простой! Почему УМ-1! И изучали ли другие варианты? – Стоявшая тетка как бы подпрыгнула. Зал загудел: «так хорошо же чистят», «хорошо, лучше,  чем в городе»,   «если хорошо работают – так пусть и работают». Звучавшие реплики отражали полную правду. Кочетков подождал, давая сформироваться благоприятному фону. 
— По поводу, почему УМ-1. Тут товарищи за меня ответили: потому что работают оперативно и хорошо. По поводу стоимости. Из серьезных фирм, а их в городе три-четыре осталось, цена самая хорошая. Можно каких-нибудь голодранцев без техники, с одними компьютерами, и дешевле найти, но тогда рискуем в снегу утонуть. – Довольный эффектом мэр снова обвел зал взглядом: ну, кто еще? 

    Невысокий, неказистого вида мужичок:
— А почему на нашей улице фонари через четыре столба, а на 2-й Ореховой через два висят? – И тут же реплика с другого места, бодрая, выводящая мэра на чистую воду:
-Да ты толь не знаешь, Семен. 2-я Ореховая к магазину Петровича идет. 
На это отвечал уже мэр: 
— Правильно, и к магазину, и дальше. Ореховая – одна из трех основных въездов в поселок, а ваша улица – Садовая — второстепенная, по ней кроме жителей улицы никто не ездит. 
    Разговор про вторую улицу Ореховую разбудил делегата от всех трех Ореховых. Бывший кум зоны и нынешний демократ не стал задавать вопрос. Он делился с народом глубоко выстраданной идеей:
— Через нас все к озеру ездют. Чем они там занимаются известно, — озеро именовалось Пионерским, но занимались там совсем не пионерскими делами: на берегу жарили шашлыки и пьянствовали, а в близлежащих кустах уединялись парочки, — Ну и пусть бы так. Я не про аморалку. Я про то, что пусть не через нашу улицу ездют. – Делегат собрался с духом и выпалил: 
— Мы шлагбаум на дороге поставим, своим ключ дадим, а с городских, что на озеро, будем деньги за проезд брать. – Такая средневековая самостийность ввергла присутствующих в шок. Возникла пауза. Подполковник, ораторство которому давалось с трудом, молчал как уставший от тяжелой работы человек. Первым нашелся Кочетков:
— Наш уважаемый делегат,  наверное, не понимает. Если это предложение – оно вне регламента – позже. Если все же вопрос – я отвечу: ставить шлагбаум и взимать плату мы не имеем права. – Оказалось, подполковник ждал именно такого ответа:
 — Это он о своем приозерном бизнесе беспокоится. Выгодно ему людей спаивать! И водка – паленая! А нам как: пыль и шум с утра до вечера. Я требую ограничить проезд посторонних к озеру. – Он хоть и выдохся, но на своем стоял твердо. Вмешаться пришлось городскому депутату Чуговой:
— Товарищи, то, что он предлагает – административное правонарушение. Делать такого нельзя. Можно подумать, и давайте подскажем Константину Петровичу, обустроить другую дорогу к озеру, ту, которая мимо поселка проходит. Надо грейдировать ее, указатель поставить. Но никаких шлагбаумов. 
    Последующие вопросы были в том же духе, но существенно помягче, полегче. Петрович отвечал, отбивал нападки, иногда делал паузу предоставляя согласным перекричать несогласных. В душе ему было обидно. Для нашего поселка он являлся оптимальным вариантом просвещенного патернализма, он знал проблемы деревенского быта, он решал их, его телефон весь день был доступен жителям, если ветер обрывал электрические провода, звонили не в РЭС, звонили ему. Он каждый день ездил по поселку, люди видели его, легко могли обратиться, большую часть жителей он знал по именам и здоровался с ними за руку. Его ценило начальство, порой ему удавалось получить на развитие поселка бюджетные средства. А тут какие-то горлопаны, просто так, для красного словца, совсем не по делу, пытаются его упрекать в чем-то, и даже думают, что могут подловить его. Обидно. Неблагодарные, стараешься для них… работаешь за гроши. А зарабатываешь – так умом и трудом, не воровством как другие. То, что он искал варианты дешевого решения поселковых проблем вполне вознаграждало его сэкономленной разницей – и это был честный доход. Петрович еще до принятия закона о госзакупках руководствовался принципом: найди объективно дешевый вариант и именно с него получи откат. Причем брал по 20-25 процентной ставке от суммы заказа. Потенциальный претендент в поставщики должен был обосновать приемлемость своего предложения с позиций неуязвимости для возможных проверяющих, показать Петровичу, что человек он серьезный, дело с ним иметь можно. И лишь после этого мог состояться разговор об откате как обязательном условии. Заговорить с прошедшим отбор Кочетков мог и сам: «Ведь я тут не сам по себе работаю. А у них там, — палец и взгляд указывают вверх, могло показаться на Господа Бога, — аппетиты сам знаешь. Ну и мне хоть немного. А то зарплата смешная — 11 тысяч». Если разобраться, получалось в выигрыше и поселок, и Петрович, разве что поставщик не в масле катается. Так их много, да и соглашаются же. Значит, тоже в выгоде. Всем хорошо, доход чистый и честный. Были бы жители вменяемые – так и рассказал бы им, как дела обстоят, сами бы поняли: все по совести. Никакого воровства: сторговался — сэкономил – заработал. 
     По завершению отчета Правления — отчет ревизионной комиссии. Крупная, уверенная в себе дама лет 50-ти. Вела себя независимо от всех: мэра, ТОСНА и приезжего начальства, чем вызвала доверие аудитории. Говорила со знанием дела, свободно оперировала фактами и цифрами. Особых нарушений нет, есть недостатки в учете, на замечания мэр реагирует, хотя не всегда получается. Общий вывод: воровать не ворует, а если и попробует, то  при мне не сможет. Было это хорошо продуманной тактикой или отношения мэра и ревизионной комиссии были таковыми на самом деле сказать трудно, но именно профессионализм докладчика успокоил народ и как-то незаметно для самих себя, практически без обсуждения конференция проголосовала за признание работы ТОСНА удовлетворительной. Момент решающей битвы оппозиция проворонила. Председатель собрания объявила повестку дня исчерпанной, а сход завершенным. Большинство уставших от более чем двухчасового стояния в душном помещении людей потянулось к выходу. Стал рассасываться и президиум. Инициативная группа опомнилась. 
— Товарищи, не расходитесь! Сейчас будет самое важное! – Две танкоподобные женщины, двигаясь против потока людей, пробивались к центру зала. – Мы должны обсудить вопросы! 
— Стойте, товарищи! – Товарищи стоять больше не желали. Одни хотели глотнуть свежего воздуха, другие, напротив, затянуться сигаретой, но и те и другие насытились демократией и хотели домой. 
— Да хватит, три часа заседали! – Лишь некоторые готовы были и дальше участвовать в народовластии: 
— Курить хочется! Давайте перерыв – потом позаседаем. 
Председательствующая сочла нужным отреагировать. Сначала таким же тоном:
– Что курить, вы оставайтесь, может они еще и нальют! – И после официально:
— Конференция закрыта, товарищи, повестка дня исчерпана. 
Но несогласные не хотели сдаваться:
— Депутаты, вы почему уходите. У нас тут дело. 
— Да подожди ты с повесткой, человек сказать хочет.
Красный Кочетков, на лице которого было написано «Ух! Ну, все, хватит, наигрались» вышел из зала отнюдь не последним. Значит, корабль не тонул. 
Несмотря на созданный шумовой эффект оранжевым не удавалось переломить ситуацию: большая часть людей вытягивалась из помещения. Через несколько минут остался десяток оранжевых активистов, несколько стариков, неспособных быстро покинуть помещение, городские отвязанные и городской депутат Чугова, которая сочла нужным вмешаться: 
— Товарищи, вы можете оставаться здесь и обсуждать любые темы. Я готова участвовать. Но люди устали и насильно мы никого удерживать не можем. 
Городские оранжевые, почему-то проявившие на сходе полную пассивность, теперь потянулись к выходу и поселковым несогласным оставалось разве что поговорить друг с другом, чем они до того и занимались несколько месяцев. Разочарованные, они тоже стали расходиться. А вот городской начальствующий десант был доволен: оранжевый переворот удалось предотвратить, оставаясь в пустеющим помещении они могли чувствовать себя победителями.

     Но на том все не закончилось. Разворошенный улей не мог сам по себе успокоиться. Недовольство  жизнью и Кочетковым стало реализовываться в эпистолярном жанре. Активисты протеста начали  писать жалобы во все инстанции. Жалобы для бюрократии вещь родная и понятная, это не митинг,  игнорировать нельзя, надо  реагировать. Реагировать осмысленным образом при том было сложно: сами жалобы содержали по большей частью эмоции. Реакции начальства потому проявлялись вяло, без всякого энтузиазма. Но требовалось отвечать, а значит задавать вопросы фигуранту жалоб. Несмотря на то, что обвинения в адрес Кочеткова были не всегда понятными, ему приходилось регулярно оправдываться. И здесь, как в старой присказке: не суть важно, у Иванова украли, или Иванов вор – дыма без огня не бывает, чего-то с Ивановым не так.  Так и с Кочетковым. Из крепкого хозяйственника и уважаемого председателя он  превратился в постоянно оправдывающегося человека, и все стали привыкать, что он в чем-то виноват, раз оправдывается. Начальство стало относиться  к нему раздраженно, иногда советовали по-товарищески: «Петрович, ты разберись с этими писарями — достали». Разобраться, прекратить поток кляуз  он не мог.  Для него самого такое превращение было невыносимым, былое моральное удовлетворение от своей работы пропало, вместо него пришла злость: а зачем мне все это в мои шестьдесят лет? Здоровья лишнего нет, зачем быть мальчиком для битья за одиннадцать тысяч рублей?  Некоторое время  он держался, но в один момент, где-то через год после собрания раздражение переполнило, что называется, чашу и он написал заявление о сложении полномочий,  уехал из города, чем взволновал жителей поселка. О том, куда он отбыл, доподлинно известно не было, и молва выдвинула две версии: на наши денежки на Канарах вялится, и другая, созвучная: удрал за границу, чтобы избежать посадки на нары. 
     Уехал он недалеко, в Горный Алтай. А его замысел был прост: попробуйте, поживите без меня сами. Придете еще назад звать, а я подумаю. 
Но не позвали. По возвращению через пару недель он обнаружил своего заместителя Чудову бойко исполняющую его обязанности и полное отсутствие желания жителей поселка, и что особенно грустно, районного начальства его уговаривать. Пришлось придумывать, как совместить собственный состоявшийся уход и сохранение контроля. С благословения главы района он подобрал в приемники своего приятеля, олигарха деревенского масштаба Коношина. Все это совпало по времени с очередной правовой перестройкой. Московские светлые головы придумали еще более юридически безупречную концепцию функционирования низовых управленческих структур. На смену ТОСу в части хозяйствования должно был прийти товарищество собственников жилья (ТСЖ). 

     По настоянию районной власти реорганизацию пытался было начать еще Кочетков, но его заподозрили в неком подвохе и вопрос завис. После его отставки реорганизацию и вопрос приемника решили соединить. Инициативная группа во главе с Коношиным учредила ТСЖ и стала зазывать всех вступать в него как забыв о ТОС. Но большая часть жителей осталась верна ТОСу, они сумели самоорганизоваться, провести собрание и избрать нового  председателя. Им стал  Ретенко, предприниматель средней руки. В деревне возникло двоевластие, причем старая власть, ТОС, доминировал. И Коношин,  и Ретенко рассыпались словами в заботе о жителях поселка. Кто в деревне власть правильная, народная, кому платить так, чтобы деньги не украли, многим было не понятно. И с тем чтобы не ошибиться, люди перестали платить вообще. Реально хозяйствованием занимался  ТОС. Он  копил долги за энергию, вывоз мусора, благо, что зима выдалась малоснежная,  расчистка улиц почти не требовалась и заметных затрат на технику не было. Неплательщики при том вели себя наступательно и излагали свою правду  в расклеиваемых в присутственных местах и забрасываемых в почтовые ящики листовках (воспроизвожу без изменений): 
Разговор на собраниях был только о том, кто не хочет платить добровольные взносы, заплатят когда к ним придёт ОМОН и что все наши беды оттого, что у нас много «должников» и они живут за счёт тех, кто их платить. На самом деле, пообщавшись с должниками, понимаешь, что проблема в не желании платить, а в недоверии к председателю и правлению. А если жители платят взносы — это ещё не значит что доверяют председателю. Так люди были введены в заблуждение и для них главное, чтобы все платили взносы и у нас всё будет хорошо — так им пообещали. А те, кто против, не хотят платить, поэтому они возмущаются.
     Между тем, в поселке возникли проблемы с собственностью на водонапорную башню и сам водопровод.
 Ретенко, с претензией на юмор называвший себя директором водокачки,  был человеком  опытным и  достаточно грамотным. Он четко понимал, что проблемы поселка  не в доверии, и даже не в желании платить/не платить взносы,  а в  назревших переменах в модели хозяйствования. И попытался донести это до жителей. Квитанции на оплату содержали обращение:
Отвечая на вопрос, кто собственник, мы сначала должны определиться — рассчитываем ли мы на то, что бы на поддержание этой собственности были направлены бюджетные средства? Или мы, считая, что мы достаточно финансово обеспеченные люди, можем позволить себе  роскошь  содержать эту собственность? Кроме того, в данном случае, мы, оплачивая налоги за эту собственность и наши домовладения, лишаем юридической возможности государство и местную власть направлять часть налоговых поступлений на поддержание этой собственности.
И так, если мы рассчитываем на бюджетные поступления, то у нас один путь — всем до единого письменно отказаться от этой собственности и потребовать от властей города оформления её в муниципальную собственность. Если же мы не принимаем этого решения, то тогда необходимо:
1. ТОСу юридически оформить право собственности на водозабор и сети водоснабжения, а это опять деньги;
2. конференцией жителей принять одно из решений:
— или учредить ТОСом некую организацию системы ЖКХ, в которой ТОС будет учредителем и будет нести бремя финансирования затрат на создание такой организации;
— или по договору долгосрочной аренды привлечь какую-то существующую организацию ЖКХ.
В общем — никто за нас не придет и не примет решение, это должны сделать только мы. Думайте и вырабатывайте своё мнение.

      Сказано оно просто и доступно, но интереса и желания вырабатывать свое мнение у жителей не возбуждало. ТСЖ или ТОС, есть право выставлять счета за воду или нет такового — это жителей волновало мало. Другое дело воруют или не воруют. И кто ворует, и сколько. И сам размер взносов. От Ретенко все ждали не умничания на юридические темы, а снижения платы за воду. А еще, чтобы он документально уличил в воровстве Кочеткова. Но вместо этого он стал раздавать счета с подробным рассказом, сколько рублей надо заплатить за воду, сколько за мусор, а сколько некий взнос на содержание поселка. Теперь каждому домовладению ежемесячно выписывался персональный счет на оплату воды и другие услуги. Оплатить можно было на почте, где и раздавались квитанции.
      На его взгляд наглядно и убедительно, на взгляд жителей малоинтересно. Общий итог оказывался немного больше взимаемых при Кочеткове 300 рублей. Это вызвало первую, еще не очень активную волну недовольства: за что боролись!? Перестали платить не только убежденные, но и многие колеблющиеся неплательщики. Накапливаемые долги создали еще большие проблемы с вывозом мусора, энергетики  грозили обесточить уличные фонари. По почину Ретенко на квитанциях стали писать просьбу-призыв оплатить и не дать поселку превратиться в помойку, он сам обзванивал должников, рассказывал о проблемах поселка и настойчиво просил платить.
 Не оставался в стороне и ТСЖ. От его имени по почтовым ящикам раскладывались рассказывающие о неумении руководства ТОСа «решать вопросы» и призывающие вступать в ТСЖ воззвания. Вышестоящая администрация втайне была на стороне ТСЖ и злорадствовала над ТОСом, но отрабатывая московскую директиву не злить народ перед выборами президента страны, заигрывала с ним. Не списали в архив и Кочеткова, его официально приняли на должность советника главы администрации Институтского городка. Фактически он вместе с Коношиным, а часто и вместо того занимался делами ТСЖ. ТОС располагался по-прежнему в здании ФАПа, офисом ТСЖ был дом Коношина.
 Но по завершению федеральных выборов районная власть стала тверже гнуть свою линию. В почтовые ящики жителей была вброшена очередная партия листовок. В них администрация муниципального образования и ТСЖ вновь приводили безупречные юридические аргументы необходимости перехода от ТОСа к ТСЖ, настаивала на безвозмездной передаче скважин и водопроводных сетей в муниципальную собственность, после чего обещалось вложение бюджетных денег в развитие водопровода. Из этого жители поняли суть: их хотят обокрасть, забрав скважину. Отметим, что скважина в поселке – равно Газпром в России. 
Ответная листовка несогласных была адресована ни много ни мало:
«Уважаемым ГРАЖДАНАМ поселка Средняя Заимка!
В связи с тем, что Комитет по имуществу города, Администрация Октябрьского района и Институтского городка настаивают на безвозмездной передаче системы водоснабжения поселка в муниципальную собственность, мотивируя тем, что только после этого возможно бюджетное финансирование. Но кто бы не занимался нашей системой водоснабжения, оплачивать расходы по ее содержанию будем мы.
Вот и давайте определимся в выборе: мы несем бремя по содержанию общего имущества в надлежащем порядке и будем его нести.
Руководствуясь Правилами предоставления коммунальных услуг №307 от 23.05 2006г, Жилищным кодексом РФ от 24.12.2004г,Федеральным законом РФ от 23.11.2009г №261 «Об энергосбережении и о повышении энергетической эффективности», Постановлениями Правительства РФ от 21.07.2008 г №549 и №580 от 29.07.2010г. ТОС поселка Средняя Заимка считает правомочной свою деятельность по оснащению жителей поселка «холодная вода», так как ТОС поселка на протяжении 18 лет занимается непосредственным управлением хозяйственной деятельности системы водоснабжения поселка. Это право выбора более чем 3000 жителей поселка. Они сами, за свой счет построили систему водоснабжения, вкладывали собственные средства на ее реконструкцию и модернизацию (о чем свидетельствуют многочисленные квитанции ), управляют хозяйственной деятельностью по сохранению системы водоснабжения в надлежащем порядке и сегодня через законно выбранный орган самоуправления. ТОС поселка не является общественной организацией, а является органом самоуправления со статусом непосредственного управления на уровне с управляющими компаниями и ТСЖ города, имеет юридическое лицо и свой устав.
Данную систему управления предоставления коммунальной услуги «холодная вода» жители считают наиболее целесообразной и экономически выгодной для поселка, деятельность ТОС поселка Средняя Заимка не противоречит нормативным правовым актам по водоснабжению населения холодной водой. Система водоснабжения построена и поддерживается в жизнеспособном состоянии ТОС поселка на основе простого товарищества, действующего в рамках некоммерческого предприятия. Мы имеем:
-Основной государственный регистрационный номер ТОС как юридического лица
-Лицензия на пользования недрами
-Земля подсистемой водоподъема находится на территории ТОС
-Система водоподъема находится на балансе ТОС поселка
-Сети водопровода документально переданы ТОС поселка
-договор с ресурсоснабжающей организацией «Сибирьэнерго» на установку и обслуживание системы водоподъема в части энергопотребления
Правление ТОС считает передачу системы водоснабжения нецелесообразным, т.к. не видит преимущества управляющей компании ООО «Институтский городок» в вопросах качества и экономичности предоставления услуг. Жители поселка считают свою организацию по водоснабжению через ТОС более целесообразной и экономически более эффективной, нежели через управляющую компанию или ТСЖ.»

    Ретенко не разделял столь агрессивную позицию жителей и правления, на проблему «водокачки» он смотрел с юмором, понимая, что собственность не должна быть обузой. А скважина становилась именно ею: она требовала переоформления документов, ремонта и расширения. На это с каждого дома требовалось собрать тысяч по 10-15 рублей. А отдать скважину администрации – и она примет эти расходы на себя. В шутку — в серьез, (коль чиновники так не милы) Ретенко заявил о готовности в пику администрации выкупить скважину на личные средства. И вскоре глубоко пожалел. Информация разлетелась мгновенно и народная любовь к нему растаяла окончательно. Всем стала понятна его подлая сущность: вот ради чего он во власть лез! Захватит скважину и будет нам воду втридорога продавать. Теперь на фоне Ретенко Кочетков перестал быть главным злодеем. Против него стали агитировать даже вчерашние активисты-соратники. Старшая по улице, получившая сей пост на революционной волне, раздавая квитанции, шепотом комментировала: 
— Здесь все не обоснованно. Вы меня председателю не выдавайте, но я платить не буду. Соберем конференцию и будем решать. 
— Мы деньги вкладывали, строили скважины, трубы тянули. А они на нашей собственности заработать хотят. Нам же воду в три цены продавать! – с негодованием отвечал ей сосед. Его хотели ограбить. Довод о том, что взяв водопровод безвозмездно, город будет сам финансировать его содержание и расширение не воспринимался. — И дураку понятно, все будет, как и раньше делаться на наши деньги, только в администрации еще заработают. 
 Он, и многие другие жители готовы были бы расстаться со своей собственностью только в одном варианте: купите ее у людей за хорошие деньги, отремонтируйте, а воду дешевле чем раньше продавайте. Но на такое никто не надеялся. Весь жизненный опыт утверждал: от власти могут быть только пакости. И если в недавних выборах Путина от негодующих жителей мало что зависело, то теперь они отыграются. Не верят они администрации, скважину не отдадут, в ТСЖ не вступят. И чем больше их уговаривать – тем крепче они в своем несогласии. Жители не были здесь едины, мера твердости и непреклонности жителей падала пропорционально уровню благосостояния, самыми непримиримыми выступали неплательщики. 
     Пока внедрялись новации в платежах, обсуждались проблемы: кто воровал и ворует, и как жить дальше заилилась скважина. Разбор воды зимой всегда был небольшим и во избежание заиливания Кочетков прокачивал скважину, сбрасывая воду в озеро. Ретенко был занят более серьезными бумажными вещами, о сбросе воды не знал или забыл. Проблемы с водой обнаружились ближе к лету. Ретенко поехал в строивший скважину «Сельхозводопровод» требовать гарантийного ремонта, узнал там, что и срок гарантии закончился, а в проблемах виноват он сам. По деревне пошел разговор «загубил скважину». Напомним, скважина в поселке основной инфраструктурный объект, не будет магазина — в город съездим, не будет газа — дрова купим, но без воды совсем плохо. Старожилы деревни такие времена помнили. К лету 2012, с началом поливного сезона нехватка воды стала ощутимой.
 Это превратило недовольство в революционную ситуацию. Теперь энергия недовольства подпитывалась реальными бытовыми проблемами. Раньше революционный замысел был прост – долой Кочета, заменим его честным Ретенко. Придет новый председатель и наступит другая жизнь. Он будет честно (и бескорыстно) работать на благо поселка, а жители вовремя оплачивать воду и участвовать в управлении. Сергей Андреевич начал именно в этом ключе, в дела вникал, во всем старался, свой интерес никак не обозначил. Народ ему было поверил, а он, подлец какой, иначе не скажешь, задумал скважину прибрать. Впрочем, регулярно оплачивать воду и другие коммунальные многие жители так и не стали. Они  сейчас и  злорадствовали: мы-то знали, какой он, потому и не платили. Остальные, регулярно платившие люди, ощущали себя обманутыми дважды: сначала Кочетковым, потом Ретенко, и самое важное — ущемленными, нехватка воды создавала всем большие трудности. Разрешить проблемы с водой можно было собрав деньги на модернизацию скважины с жителей или передав ее городу. Обе возможности были заблокированы. Ретенко, не имея возможности реально влиять на ситуацию, не захотел быть козлом отпущения и сложил полномочия председателя. У революции теперь не осталось ни явного лидера, ни идей, и никакого позитива. Нехватка воды в разгар сельскохозяйственного сезона сделала злыми даже обеспеченных и уравновешенных, ранее снисходительно посмеивавшихся над революционной суетой. В старину именно из подобных ситуаций рождались русские бунты, бессмысленные и беспощадные. Благо, в поселке не нашлось своего Степана Разина. В его отсутствие настроения скатывались к ощущению безысходности. Их хорошо передает листовка: 

Уважаемые господа!!!
Мы, жители поселка Средняя Заимка, хотим, чтобы нас услышали.
Нашему посёлку 20 лет! Создавался посёлок по программе «Доступное жильё». Земли СЕЛЬХОЗНАЗНАЧЕНИЯ выделялась бесплатно, под индивидуальное строительство. Была создана организация «Ассоциация по строительству жилья», которая должна была помогать проводить свет, воду, газ за счёт организаций, которые вносили денежные средства за каждого своего «человека», которому выделялась земля. В проекте были ШКОЛА, САДИК и ДОМ БЫТА. И на это строительство было выделена земля и финансирование. Всё, что успела сделать эта организация, это построить водонапорную башню, остальные деньги пропали бесследно. Всё имущество было распродано и растащено. Всё, что нам обещали, не было выполнено и застройщикам самим предоставили решать свои проблемы. Кто-то продал землю, кто-то бросил, а остальные брали кредиты и строились, кто как мог. Мы же не бросили свои участки, и своими силами строили себе жилье, испытывая неудобства. В наших архивах хранятся фотографии — где наши дети таскали кирпичи для строительства своего дома и капали ямы для общего водопровода , который в действии сейчас. Первые годы мы ходили, нет, «ползали» по грязи, вытаскивая машины из грязи. Проводили водопровод к своим участкам, собирая деньги. Сами его ремонтировали. За свой счет провели газ. Мечтали, что будет
школа, садик, но Увы!!!! Администрации Октябрьского района было не до нас. Решив, что нам нужен кто-то, чтобы отвечал за организацию поселка, мы нашли способ управления. И все было — бы неплохо, собирали деньги с жителей, вода пошла без перебоев и мы помаленьку успокоились — вода есть, свет есть, дороги понемногу засыпали собственными силами. Но вот какой парадокс — аппетит нашего председателя всё возрастал и возрастал. Отношение председателя к жителям становилось все не выносимее, так как жители начали сомневаться в использовании наших денежных средств по назначению. Так как на глазах у жителей строился магазин и дом председателя. Отчеты по использованию денежных средств стали реже и реже, а сейчас, поддерживаемый главой Администрации наш председатель, теперь говорят уже бывший, но печать осталась в его кармане, вообще игнорирует отчитываться перед нами, а у Ревизионной комиссии к нему много вопросов. Кочетков К.П. требовал только уплаты добровольных взносов, грозился отключением воды и света, так как многие перестали оплачивать взносы, считая, что платить за уличный свет и чистку дорог мы не обязаны. Как только поток неконтролируемых денежных средств перекрыли, так сразу и не имеем право заниматься хозяйственной деятельностью — вот ВАМ «бабушка и Юрьев день». «Если не хотите платить добровольно, то заставим» — прозвучали слова Коношина, который выбрал себя председателем посёлка. «Не имеете право содержать водонапорную башню» — звучит из уст главы администрации Октябрьского района. А 10 ЛЕТ ИМЕЛИ ПРАВО???? Организовалась группа во главе с Золотарёвым и нашим бывшим председателем посёлка Кочетковым К.П. (Кто его снимал??) без ведома жителей. Денежные средства тратились незаконно, ревизионная комиссия неоднократно указывала на «мутность» отчётов, на что он и не собирался реагировать. Администрация нашего района на это тоже не реагирует, хотя на каждом собрании к Золотарёву подходят люди и жалуются на Кочеткова. А Кочетков по собственному плану благоустраивал подъезды к озеру (у него там собственный магазин). С нами он не советовался, нам подъезды к озеру не нужны, мы ходим пешком. В последнее время на озере невозможно отдыхать с детьми. Озере очень грязное, а отдыхающий контингент — это пьяные люди , которые «отдыхают » в беседках и бегают за водкой в магазин Кочеткова К.П.. А с наших инженерных коммуникаций пополняется озеро. А в марте месяце нам совсем отключили уличное освещение за долги, хотя уличное освещение мы не должны оплачивать. В дополнении всего нашлась кучка добровольцев с поддержкой администрации. С марта месяца начала агитацию населения по принятию новой формы правления посёлком, как объяснили жителям посёлка, ТОС изжил себя (основываясь на какое-то постановление, которое нам не предоставил, в интернете мы его найти не можем) и на его смену нужно выбрать управляющую компанию или ТСЖ. Но не до конца регулируемые механизмы действия управленческих компаний, неразбериха в трактовании их функций, а также низкий уровень доверия к ним населения, подвиг жителей голосовать за ТСЖ. А так как альтернативы не было, проголосовали за ТСЖ (Согласно п.1 ст.135 ЖК РФ товарищество — это объединение собственников помещений в многоквартирном доме….), а кто знал что ещё есть ТОС с юридическим лицом? Его никто не отменял. Почему сам глава нашей администрации допустил такое нарушение — это просто непонятно? Разговор на собраниях был только о том, кто не хочет платить добровольные взносы, заплатят когда к ним придёт ОМОН и что все наши беды оттого, что у нас много «должников» и они живут за счёт тех кто их платит. На самом деле, пообщавшись с должниками, понимаешь, что проблема в не желании платить, а в недоверии к председателю и правлению. А если жители платят взносы — это ещё не значит, что доверяют председателю. Так люди были введены в заблуждение и для них главное, чтобы все платили взносы и у нас всё будет хорошо — так им пообещали. А те, кто против — не хотят платить, поэтому они возмущаются.​

К этому времени и ставленник Кочеткова Коношин тоже потерял интерес к участию в происходящем, которое он характеризовал словами «буря в стакане воды» и сложил с себя полномочия председателя ТСЖ. И если с уходом Ретенко его полномочия перешли к заместителю председателя Чудовой, то ТСЖ без руководителя прекратила свое эфемерное существование. Целью администрации Институтского городка теперь стало учреждение нового, легитимного ТСЖ с управляемым председателем и решение вопроса о собственности на скважину. Это требовало созыва конференции, чего хотели и жители поселка. Не совпадали цели: власть хотела установить спокойствие и порядок, решив по возможности бытовые проблемы. А бурлящая энергия масс собиралась выплеснуться на конференции неповиновением, несогласием или даже бунтом, как получится. Администрация, представленная все тем же Кочетковым, теперь в статусе помощника главы, внешней активности не проявляла. Вместо этого Кочетков убедил Чудову что конференция не сулит ей ничего хорошего и тайно переманил ее на свою сторону. Некоторое время, пока готовились угодные администрации решения, она под всякими предлогами оттягивала момент народного волеизъявления. Объявили конференцию внезапно, всего за несколько дней, неброские объявления о том повесили в ФАПе и двух поселковых магазинах. Но провести ее по-тихому не удалось, новость быстро разошлась среди жителей. Повесткой стояло учреждение, принятие устава и выборы Правления ТСЖ. При этом большая часть пришедших на сход людей имела другие намерения: они хотели бунта и порки Кочета, Ретенко и отпора проискам администрации. 
 Было лето и проходила конференция не в ФАПе, а на берегу озера, рядом с магазином бывшего мэра. Именно он дал столы для президиума и электричество для аудиоаппаратуры, но сам благоразумно не показывался. Начальства приехало много: заместитель главы администрации района, депутат городской Думы, глава Институтского городка, две женщины-чиновницы, видимо, из района, Чудова. Законность и порядок должны были обеспечить два деревенских участковых и наряд ППС. Двух письменных столов оказалось недостаточно и часть слуг народа разместилась на металлических столиках для пикников. Городских несогласных на этот раз не было совсем. Регистрацию участников проводили поселковые «согласные». Документов не спрашивали, вписывали в ведомость адрес, выдавали квадратную бумажку с печатью – мандат участника, дающий право голосовать. Посадочных мест для жителей предусмотрено не было, отметившись, они присоединялись к переминающимся с ноги на ногу участникам конференции и интересующимся. Все больше серьезные мужики средних лет, часть с женами, но некоторое число энергичных пенсионерок явно собирались активно и самостоятельно участвовать в сходе. Одеты преимущественно просто, почти по-домашнему, хотя отдельные жители, прибывшие на дорогих автомобилях, поддерживали имидж и в одежде.
     Сход открыл глава администрации Институтского городка. Сообщив о наличии кворума, он озвучил повестку: необходимо учредить ТСЖ и принять его устав.
— Но сначала изберем председателя и секретаря конференции. – Глава был готов преодолевать отпор жителей и, делая паузу, обвел взглядом первые ряды. Но там было непонятно спокойно, в глубине же люди еще не включились и общались между собой. – Председателем предлагаю известного вам Андрея Владимировича Коношина, секретарем Чудову Галину Ивановну. — Снова отсутствие враждебной реакции, глава, пользуясь моментом, не спрашивая других предложений, не предоставляя возможностей обсуждений: 
— Кто за – порошу голосовать!
Народ начинает реагировать, передвигаться, шевелить конечностями, люди крутят головами, обращаются друг к другу, начинают обсуждать. Еще раз, громче и настойчивее:
— Кто за – порошу голосовать!
Это растормаживает окончательно, где-то слышны несогласные возгласы, где-то не вполне членораздельное недовольство, но большая часть голосует «ЗА». Приезжее начальство удивленно-радостно, с надеждой переглядывается: может и остальное также тихо пройдет, глава Институтского с облегчением, его часть работы сделана: 
— Андрей Владимирович, прошу Вас. – Он передает микрофон Коношину. 
— Спасибо, товарищи! Давайте работать. Нам предстоит создать в нашем поселке товарищество собственников жилья и определиться с выбором оказывающей нам коммунальные услуги организации, принять устав и избрать руководителя. – Но бодрое и энергичное начало его речи уже глушится возгласами:
— Зачем ТСЖ — у нас ТОС работает!
— ТСЖ – это деньги с народа грести!
— Дополните повестку: отчет Кочеткова и ревизионной комиссии
— Да, да, надо их заслушать и решить!
— В городе за свет и дороги администрация платит, а с нас ТСЖ брать будет!
Народ проснулся, толпа активно двигается, некоторые усиливают выкрики взмахами рук в сторону президиума собрания. Недовольство прорезалось, люди вспомнили, зачем пришли сюда, теперь они удивлены и не понимают: как это так послушно председателя выбрали:
— Собрание нелегитимно! – даже умные слова в ход пошли,  – председателя альтернативно избирать должно!
       Шум заглушает Коношина, собрание начинает захлебываться. Все изменилось резко, по непонятному поводу, похоже, бесповоротно: шумят все, гул забивает председательствующего. Он потерял уверенность, голос его ослаб, даже с микрофоном он не может перекричать нападки. Считая, что его авторитет сможет подмять ситуацию, заместитель главы района забирает микрофон.
— Мы собрались, — Он потряс листком бумаги с отпечатанной повесткой,- принять устав ТСЖ! Кому нужен отчет Кочеткова — пусть соберет свое собрание! Мы здесь по другому поводу. Не мешайте работать.  — Последнее звучало странно, будто бы он работал у себя в кабинете а пришедшие в неприемные часы люди стали мешать ему. – Или будем вынуждены удалять!
       Перекричать толпу благодаря аппаратуре ему удалось. Угроза «удалять» как бы ввела некоторых в шок и создалась иллюзия успокоения. Но это не был испуг, скорее удивление такой дерзостью: «удалять». Микрофон вернулся к Коношину:
— Товарищи, заметьте: шумит тот, кто не платит за воду! Живут за ваш счет да еще здесь мешают. Не позволяйте им! Сейчас послушаем про наш устав. 
Юрист от администрации начала монотонно читать устав ТСЖ. Сухой юридический текст, не предназначенный для восприятия на слух, тем более не был понимаем в недовольном гуле. Впрочем, ее мало кто слушал. Конференция разбилась на маленькие общающиеся внутри себя кучки. Гул недовольства и отрицательная энергия толпы вновь нарастали. Группы начали выходить из состояния внутреннего общения, в адрес президиума посыпались реплики:
— Не пойдем в ТСЖ
— Запишите в протокол — мы против!
— Мы даже не ознакомились с уставом – какой тут принимать!
— Пусть Кочетков к народу выйдет!  
Но аппаратура работала на максимуме и перекричать ее голосом не удавалось. Пытаясь компенсировать это, конференция задвигалась, волнообразно покачиваясь, линия людей стала приближаться к президиуму. Из нее выплескивались небольшие кучки женщин. Кучки стали давать фонтанчики: некоторые особо возбудившиеся находились совсем рядом и требовали микрофон:
— Требую слова! Дайте микрофон! 
Жители поддерживали их:
— Дайте сказать человеку! Не затыкайте – мы вам не быдло!
— Где демократия! Имеем право! 
Истерия толпы накручивалась, один активист решился выхватить микрофон:
— Товарищи! Нас обманывают! Не соглашайтесь на ТСЖ, не то… — ???, — Что будет, узнать не удалось, председательствующий выключил аппаратуру и голос передового борца затерялся в гуле. Глава Институтского городка что-то активно втолковывал отодвинувшимся в сторону полицейским, слушали они его без охоты, вмешиваться и идти впятером на толпу им не хотелось. Заместитель главы района кому-то звонил, видимо, вызывал подкрепление. В передовых рядах кто-то из жителей пытался выключить аудиоаппаратуру, кто-то лицом к лицу спорил с чиновниками. Задние ряды напирали, галдели. Чиновники хотя и не испытывали прямого физического давления,  но все же внутренне сжались, находясь один на один с возбужденной толпой, ощущали по меньшей мере дискомфорт. О чем-то своем спорил с жителями Коношин, глава городка активно жестикулируя и одновременно периодически вытирая пот, пытался втолковывать важность ТСЖ и бесперспективность ТОСа. Остальные больше помалкивали, отбиваясь лишь короткими репликами.
       Полиция все же вступилась за президиум. Собравшись с духом, старший группы молоденький лейтенант с помощью в электрогромкоговорителя потребовал прекратить противоправные действия, отойти от президиума, вернуть микрофон. Трое полицейских протиснулись к аппаратуре и  отобрали микрофон, но вступать в конфликт по полной они явно не решались. Ободренный поддержкой заместитель главы района прорезался:
— Вернитесь все на места – я ОМОН вызвал! Сейчас вас всех запакуют!
Люди стали откатываться, они явно испугались собственной революционной активности, обострять ситуацию и драться с полицией желающих не было. Полицейские мягко оттеснили от президиума к бобику неудавшегося оппозиционного оратора. Микрофон взял Коношин:
— Ну что – про устав послушали – пора голосовать! – И обращаясь к собранию, ища там подтверждения и поддержки: — ну что: принимаем? И она, поддержка, неожиданно нашлась:
-Да, голосуем! – Все оглянулись — кто это здесь за ТСЖ?
Коношин, развивая успех: 
— Да, да, голосуем! Давайте сначала те, кто против – считать будет проще. Кто против принятия устава прошу голосовать!
Дальнейшее очень сочно описано в листовке:
«Счётная комиссия сосчитала по рукам, против — 21 человек в первых рядах, отняла от остальных и записала протокол о принятии Устава. А воздержавшиеся вообще не учитывались.
На место председателя и членов совета были предложены люди списком, и началось столпотворение, председатель быстро закрыл собрание. Так никто ничего и не понял, чем всё кончилось. А после собрания люди собирались и кучками обсуждали происшедшее. Те, кто был за ТСЖ, были уверены, что ТСЖ — это только для того, чтобы все платили взносы. И что за уличный свет и за состояние дорог платит администрация, а не мы. А если это не так, почему тогда им ничего не объяснили. И Устав они не поняли. И порядков они не знают и полностью доверяют людям, которые стоят во главе и они не позволят их обмануть. У населения очень много вопросов. Все растеряны и не знают к кому обратиться за помощью. Молодёжь заинтересовалась происходящим в посёлке, а подростки просят «хорошо бороться за них». Они хотят, чтобы у нас был хороший и дружный посёлок.
Жители посёлка Средняя Заимка. Нам нужна помощь и мы рады будем любой помощи».
Листовка точно передает и настроения жителей после собрания: растерянность, революция захлебнулась, ненавистное ТСЖ стремительно родилось, как и с кем бороться непонятно, да и сил уже нет: пусть кто-нибудь поможет. – В чем? — В чем-нибудь.

Решив вопрос с ТСЖ, администрация стала дожимать ситуацию и со скважиной. Вновь собирать собрание не стали. Провели заочное голосование. Активисты от власти ходили по домам с подписными листами. Общение один на один проходило легче, эффект «курвления» отсутствовал. Где-то уставший от протестов хозяин дома молча подписывал требуемое, где-то агитаторам, используя численный перевес удавалось переубедить уже колеблющихся несогласных, кому-то, а таких было немало, весь сыр-бор был просто неинтересен, а некоторые были внутренне «за» инициативу администрации. Немногих стойких несогласных обходили стороной, не желая тратить на них время и силы или после недолгого общения оставляли в покое делая в листах пометку «застать не удалось». Раскусив коварство администрации, несогласные поднялись на «последний и решительный», пустив ход письменные воззвания. Адресатами послания были ни много ни мало:
«Уважаемые граждане поселка Средняя Заимка!
Да, не обладая полной информацией о формах правления, а так же потому, что на жителей оказывали мощное давление по выбору формы правления, выгодной администрации Октябрьского района и инициативной группе Коношина А.С., своим голосованием мы 04.06.12 г по сути подписали себе кабальные условия, приняв форму правления ТСЖ и навязанный устав.
В чем заключается кабальность:
1. Коммерческая деятельность ТСЖ втянет всех собственников жилья без их согласия в участие в этих проектах и их последствиях. (Могут брать кредиты, вести строительство и иную деятельность за ваш счет.)
2. Пункт устава о безоговорочном «членстве» «нечленов» с их обязательными взносами вопреки Конституции РФ.
3. На нас будут возложены обязанности муниципалитета по содержанию поселка с бесконтрольным повышением взносов.
Есть ли у нас выход?
Да, есть. В чем он заключается?
1.Подача заявления о нежелании вступления в ТСЖ.
2.Чем больше заявлений о невступлении в ТСЖ, тем больше гарантии саморазвала навязанной инициативы.
3.Оставляем прежнюю форму правления ТОС с избранием честных, достойных, принципиальных кандидатов на конференцию, а следовательно, и в правление. Что соответствует 131 закону РФ о
местном самоуправлении. А вот ТСЖ там не предусмотрен.»
 Аналогично подписным листам администрации «дацзыбао» также давали возможность письменно согласиться на разлинованных листах. 
Авторы другого текста обращались не к гражданам, к жителям поселка. Текст был более обстоятельный, в первой части шел эмоциональный рассказ о том, как героически жители поселка строили водопровод, налаживали жизнь, но им сначала стал мешать Кочетков, а потом, и прикрывающая его злоупотребления администрация. Она же, возжелав сама «получить доступ к нашим деньгам», стала заталкивать всех в ТСЖ. Главный сегодняшний вопрос:
«А надо сейчас срочно решить одну проблему — это недоверие к работающему правлению и председателю и переизбрать все правление и конечно председателя. Он все еще имеет доступ к нашим деньгам. Добиться ТОС статуса с правом юридического лица».
Но после такой достаточно прозаичной части начиналась как минимум программа революционной перестройки жизни поселка: 
«Создать уличные комитеты с правом входа в правления.
Отчетность бухгалтеров, ревизионной комиссии довести до сведения жителей. Столько лет молчали, исправно оплачивали жизнь наших руководителей, а нашелся один человек, да посчитал, куда уходят наши денежки — вот и началось. И хорошо, что началось. Пришло время самим решать!!!
Собирайте собрание на улицах и документально Протоколом выносите свои решения по поводу происходящего.
Не допустите выборы в правление тех, кто уже был у власти. Чудова, которая сейчас нами правит, не может решить ни один вопрос, кроме выдачи заработной платы, и сплетен, которые ссорят наших жителей.
ПРЕДЛАГАЕМ: объединиться с новым правлением ТОС — Развернуть работу: женсовет, молодежи, совет ветеранов, увеличить массовую информацию.
Национальный проект, доступное жилье с целью строительства объектов соцкультбыта воплотить в жизнь.
Обнародовать, сколько домов и сколько жителей, какого возраста включая от новорожденного.
С уважением к ВАМ такие же жители поселка.
Нас уже МНОГО. Вопросы информация по тел.8-ХХХ-ХХХ-ХХХХ Ирина»

Особенно интересны слова про женсовет, молодежи (видимо тоже совет), Совет ветеранов и требование «увеличить массовую информацию». Сам текст и его грамотность исчерпывающе характеризовал уровень несогласных, они не смогли создать ни уличных комитетов, ни созвать собраний, ни оформить протоколов. Их последний крик отчаяния ушел в никуда. Напротив, активистам ТСЖ удалось собрать подписи требуемого большинства жителей, в результате чего Правление ТСЖ было выбрано, решение о передаче скважины и водопроводных сетей городу принято.
 Вскоре после этого новый мэр вместе с Кочетковым сумели уговорить подрядчика Сельхозводопровод под гарантии администрации района в долг отремонтировать заилившуюся скважину и построить новую. Сделано все было оперативно, так что в пиковые летние поливные месяцы недостатка воды не было.
    Бесперебойное водоснабжение окончательно успокоило приутихшие страсти. Убежденные несогласные стали никому не интересны и вскоре и их активность сошла на нет, почти двухлетний период нестабильности закончился.
 Что изменилось? Кочетков перестал быть мэром, однако рядом с поселковой властью остался, и такая новая роль серого кардинала ему нравилась. Председателем ТСЖ стал все-таки его приятель Коношин. Операция «преемник», со второго захода, но удалась. Администрация продавила нужные для себя решения о создании ТСЖ и передаче скважины, но и обрела новые головные боли. Управляющая компания «Институтский городок» существенно расширила свою деятельность, однако новые клиенты оказались весьма внимательными к начисляемым платежам: если «политическая» активность жителей спала, то вкус (и привычка) к отстаиванию своих материальных интересов у них остался. Жители, нерегулярно оплачивавшие воду до описанных революционных событий, теперь не платят совсем, обосновывая это непримиримыми идеологическими разногласиями с ТСЖ. Прислать к таким судебных приставов новая власть не может, как бороться с неплательщиками не знает. Их аккуратно платящие соседи пока не выказывают раздражения что платят и за них тоже.  Быть может, следующий «политический» цикл будет иметь в основе именно это. 

А Кочетков был все же хорошим мэром.

2013.